– Что за дерзость, мистер Саммерс! Что за невероятная дерзость! – Когда перед глазами у меня прояснилось, я увидел, что загорелое лицо лейтенанта страшно побледнело. – Дайте мне прийти в себя. Стюард! Бренди!
Бейтс примчался бегом – видно, голос мой звучал более чем властно. Я не выпил стакан залпом, а сел и уставился в него.
Вся беда была в том, что Саммерс говорил правду!
– Ваш визит, сэр, к попутчику такого рода… – продолжил, наконец, Саммерс.
– Мой визит? Лезть в эту вонючую дыру?
– Отвечу вам словами, которые больше всего подходят к сложившейся ситуации: ноблесс оближ, сэр, положение обязывает.
– Черт бы побрал ваш французский, Саммерс! Хорошо, сделаю, что вы просите. В конце концов, я верю в честную игру!
– Именно это я и надеялся услышать.
– Серьезно? Ах, как великодушно с вашей стороны, сэр!
Мы снова замолчали. В конце концов я, довольно резко, сказал:
– Что ж, мистер Саммерс, не могу не признать, что вы правы. Я не проявил должной чуткости. Однако же человек, который поучает взрослых как провинившихся школьников, не вправе ожидать за это благодарности.
– Боюсь, что так.
Нет, это было уже слишком.
– Неужели, на ваш взгляд, я настолько злобен, мелок и мстителен? Можете не бояться, от меня ваша драгоценная карьера не пострадает! Ни к чему равнять меня с врагом!
В это время в салон вошли Деверель, Брокльбанк, еще кто-то, и разговор перешел на общие темы. Я постарался побыстрей убраться в каюту, захватив с собой стакан, и уселся там, раздумывая, что же теперь делать. Кликнул Виллера и велел ему найти Филлипса. У слуги хватило наглости спросить, зачем мне это понадобилось, и я в самых доходчивых выражениях объяснил ему, чтобы не лез не в свое дело. Филлипс явился незамедлительно.
– Филлипс, я собираюсь нанести визит мистеру Колли, и не хотел бы страдать от вида и запаха помещения, где лежит больной. Будьте так добры, уберите каюту и, по возможности, койку. Дайте мне знать, когда все будет готово.
Я ожидал протестов, но Филлипс, подумав секунду, вышел. Виллер просунул было голову в дверь, но я все еще злился и потому сказал, что если ему нечего делать, пусть пойдет и поможет с уборкой, после чего он мгновенно испарился. Прошло не менее часа, прежде чем я услышал стук в дверь – Филлипс доложил, что сделал все, что мог. Я вознаградил его и, обуреваемый дурными предчувствиями, пересек коридор. Виллер, однако же, реял неподалеку, будто надеялся получить полгинеи, за то, что вызвал Филлипса ко мне. Ох уж эти слуги – жадны, как священники, дерущие деньги за все подряд: крестины, венчание, похороны! Сопроводив меня до каюты мистера Колли, хитрецы намеревались подежурить у двери, но я велел им проваливать и проследил, чтобы оба действительно убрались прочь. И только тогда вошел.
Каюта Колли оказалась зеркальным отображением моей собственной. Хоть Филлипс и не смог полностью избавиться от зловония, он находчиво опрыскал все кругом каким-то резким и, тем не менее, приятным ароматом. Колли лежал именно так, как описал Саммерс. Одна рука судорожно сжимала то, что и Фальконер, и Саммерс согласно именовали рым-болтом. Нелепая голова вдавилась в подушку лицом вниз. Я в растерянности остановился у койки. Раньше мне никогда не приходилось навещать больных.
– Мистер Колли!
Нет ответа.
Я попробовал еще раз:
– Мистер Колли, сэр! Несколько дней назад я предложил вам познакомиться поближе. Но вы с тех пор так и не появились. Как же так? Могу я надеяться, что сегодня мы вместе прогуляемся по палубе?
По-моему, вполне уместно. Честное слово, я был доволен собой. И так уверился в том, что мне обязательно удастся поднять пастора на ноги, что только воспоминание о скуке, которую навевала на меня его компания, заставило меня несколько отступить.
– Или не сегодня, а когда вы будете в силах. Подожду вашего приглашения.
Ну разве не глупо? Фактически предложил этому зануде докучать мне, когда ему будет угодно. Я подвинулся поближе к двери и обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как испаряются Виллер и Филлипс. Оглядев каюту, я убедился, что вещей в ней еще меньше, чем у меня. На полке стояли Библия, молитвенник и грязный, потрепанный, явно прошедший через множество рук, неловко обернутый в бумагу томик, оказавшийся «Классами растений» Линнея [28] . Остальные книги были религиозными – к примеру, бакстеровский [29] трактат «О вечном покое праведников» и так далее. На откидном столе тоже лежала стопка книг. Я закрыл дверь и двинулся к себе.
Не успел я дойти до своей каюты, как заметил спешащего за мной Саммерса. Очевидно, он следил за моими передвижениями. Я жестом пригласил его внутрь.
– Ну как, мистер Тальбот?
– Я не добился ответа. Тем не менее я навестил Колли, как вы просили, и сделал все, что мог, выполнив, надеюсь, те обязанности, о которых вы столь любезно мне напомнили. Больше от меня ничего не зависит.
К моему изумлению, Саммерс поднес к губам стакан бренди. По-видимому, он пронес его по коридору незаметно, просто потому, что никто не ожидал такой ноши в руках столь умеренного человека.
– Саммерс, дорогой мой Саммерс, неужели и вы пристрастились к выпивке?
То, что я был неправ, стало ясно почти сразу же – по тому, как он задохнулся и закашлялся от первого же глотка.
– Вам надо чаще упражняться. Присоединяйтесь к нам с Деверелем!
Саммерс сделал еще глоток и глубоко задышал.
– Мистер Тальбот, вы сказали, что… что сегодня вы не станете на меня сердиться. Разумеется, шутили, однако же, это было слово джентльмена. И вот я обращаюсь к вам вновь.
– Честно говоря, мне уже надоело.
– Заверяю вас, мистер Тальбот – это в последний раз.
Я опустился на парусиновый стул.
– Что ж, говорите, раз пришли.
– Кто в ответе за его состояние?
– Чье, черт побери?! Колли? Он сам! Давайте не будем ходить вокруг да около, как две набожные барышни! Вы хотите разделить ответственность? Обвините капитана – и тут я с вами соглашусь… кого еще? Камбершама? Девереля? Самого себя? Вахтенных по правому борту? Весь мир?
– Скажу прямо, сэр. Лучшим лекарством для мистера Колли мог бы стать визит Андерсона, перед которым он так трепещет. А единственный, кто обладает на капитана серьезным влиянием – вы, сэр.
– Тогда черт побери еще раз. Нет и нет!
– Вы сказали, что я хочу разделить ответственность. Так позвольте мне сделать именно это. Вы – тот самый человек…
– Господь и его святители. Саммерс…
– Стойте, стойте!
– Вы пьяны?
– Я же предупреждал: говорить стану прямо. И выдержу вашу атаку, сэр, хотя для моего будущего вы куда опаснее французов! Те могут всего-навсего убить или искалечить меня, в то время как вы…
– Нет, вы пьяны, не иначе!
– Разве не вы смело, не задумываясь ни на минуту, осадили капитана, да еще на его законном месте? Не воспользуйся вы своим положением, связями и видами на будущее, чтобы нанести удар по самым основам его авторитета, все остальное могло бы и не случиться. Андерсон груб, ненавидит духовенство и не делает из этого секрета. Однако поведи вы себя по-другому, он бы не обрушил всю свою злость на Колли и не стал бы унижать его в дальнейшем – просто потому, что не имеет возможности унизить вас.
– Если бы Колли взял себе за труд прочесть капитанские правила…
– Вы такой же пассажир, как и он. Вы их читали?
Несмотря на злость, я попытался вспомнить. Да, наверное, он прав, да что там – конечно, прав! В первый день плавания Виллер пытался что-то такое пробормотать – мол, правила на стене, за дверью, и их по возможности следует…
– Читали, мистер Тальбот?
– Нет.
Не замечали ли вы, ваша светлость, такую странную вещь: оказывается, сидя успокоиться гораздо легче, чем стоя! Не могу сказать, что ярость моя улетучилась, но по крайней мере перестала расти. Словно бы тоже желая успокоиться, Саммерс присел на край койки, глядя на меня несколько сверху вниз. Такое положение делало неизбежным некоторое поучение в его тоне.